Соберись и борись
Череда неприятностей. Только оправились от того, что у нас накрылся двигатель в силовом блоке маленькой телеги, как накатило еще с кило говна.
Началось, лично для меня, все с неиллюзорной подставы. Я укатил в город на пару дней. Смаковал выходные. Мужиков из соседнего номера я попросил отзвониться, как им сообщат что-то о дальнейших действиях. Каждый день я звонил им по нескольку раз, интересуясь новостями. На третий день, удивившись количеству выходных, я поехал в гостиницу. Каково же было мое удивление и негодование, когда я узнал, что все уже день как в Ачинске, в другой гостинице. Такой подставы я не ожидал совершенно, и, хотя мне сказали, что "просто не подумали и решили, что я и сам уже знаю", я все равно зол на мужиков и считаю, что так поступать не очень красиво. Что характерно - все мои вещи забрали в другой номер.
Полночи я ловил машину и ехал на перекладных, так как денег у меня не было. Ближе к 10ти утра я доехал до одной из телег и там присоединился к конвою телеги, получил лютой пизды от начальства за опоздание, узнал, что сегодня не мой рабочий день, но раз уж я тут то буду работать, ибо нехуй, да и везти в гостиницу меня некому, даже переодется в рабочую одежду.
Шли весь день и половину ночи. Ночью пересекали жд-переезд. Телега не вписалась в поворот, и мы были вынуждены срывать часть холма, чтобы проехать и пропустить поезда. Холмы были из намертво заледеневшей белой глины. В ночи мы как остервенелые били ломами чертову гору, ломали о нее лопаты, под свист и гудки поезда. Знаете, как-то новый послушник, что тащит крест с нашей телегой обронил, что-де мы по воскресеньям работаем, а так нельзя, ибо воскресенье надо богу посвещать. На это один из наших директоров спросил у него следующее:
-А что, когда война, люди тоже на воскресенье прерываются, не воюют, что ли по воскресеньям?
-Нет, не прерываются...
-Ну так вот, у нас идет война...
Тогда я еще не оценил всей глубины и верности этих слов. Теперь же вижу, что каждый день у нас идут ожесточенные бои. Бои с природой, с гаишниками, с подрядчиками, с самими тобой, в конце-концов... И каждый день мы с пеной у рта отвоевываем еще несколько дополнительных километров, выжимаем чуть больше, чем нам согласны отдать. Живем на износ, забыв зачастую о сне и еде наплевав на все сторонние факторы мы идем вперед, в бой, в слякоть, в мороз и дождь, утопаем но колено в грязи, кутаемся в насквозь мокрые куртки, вдыхая выхлоп, игнорируем боль и слабость, не замечаем тяжести того, что тащим и поднимаем, едим, чтобы боль в животе не мешала работать, разве что не умираем на поле брани, отбив у противника еще пару километров.
В ту ночь я особенно ясно ощутил всю правду слов про войну. Рука у меня вновь стала хуево двигатся после работы ломом и свое бессилие перед куском породы осознавалось как никогда до этого. Возможно именно это и злость на собственную слабость придали мне сил и я своротил увесистый кусок холма. Кто-то шутил про Красноярское метро, а я зачарованно смотрел на луну и верхушки голых осин в ее свете. Я и сейчас, глядя в окно гостиницы вижу подобный пейзаж. Все вокруг меня словно бы с изнанки мироздания, да и я сам кажется начал менятся все больше подстраиваясь под окружающий мир. Каким я вернусь домой? А домой ли я вернусь? Лишь Сибирь знает.
Началось, лично для меня, все с неиллюзорной подставы. Я укатил в город на пару дней. Смаковал выходные. Мужиков из соседнего номера я попросил отзвониться, как им сообщат что-то о дальнейших действиях. Каждый день я звонил им по нескольку раз, интересуясь новостями. На третий день, удивившись количеству выходных, я поехал в гостиницу. Каково же было мое удивление и негодование, когда я узнал, что все уже день как в Ачинске, в другой гостинице. Такой подставы я не ожидал совершенно, и, хотя мне сказали, что "просто не подумали и решили, что я и сам уже знаю", я все равно зол на мужиков и считаю, что так поступать не очень красиво. Что характерно - все мои вещи забрали в другой номер.
Полночи я ловил машину и ехал на перекладных, так как денег у меня не было. Ближе к 10ти утра я доехал до одной из телег и там присоединился к конвою телеги, получил лютой пизды от начальства за опоздание, узнал, что сегодня не мой рабочий день, но раз уж я тут то буду работать, ибо нехуй, да и везти в гостиницу меня некому, даже переодется в рабочую одежду.
Шли весь день и половину ночи. Ночью пересекали жд-переезд. Телега не вписалась в поворот, и мы были вынуждены срывать часть холма, чтобы проехать и пропустить поезда. Холмы были из намертво заледеневшей белой глины. В ночи мы как остервенелые били ломами чертову гору, ломали о нее лопаты, под свист и гудки поезда. Знаете, как-то новый послушник, что тащит крест с нашей телегой обронил, что-де мы по воскресеньям работаем, а так нельзя, ибо воскресенье надо богу посвещать. На это один из наших директоров спросил у него следующее:
-А что, когда война, люди тоже на воскресенье прерываются, не воюют, что ли по воскресеньям?
-Нет, не прерываются...
-Ну так вот, у нас идет война...
Тогда я еще не оценил всей глубины и верности этих слов. Теперь же вижу, что каждый день у нас идут ожесточенные бои. Бои с природой, с гаишниками, с подрядчиками, с самими тобой, в конце-концов... И каждый день мы с пеной у рта отвоевываем еще несколько дополнительных километров, выжимаем чуть больше, чем нам согласны отдать. Живем на износ, забыв зачастую о сне и еде наплевав на все сторонние факторы мы идем вперед, в бой, в слякоть, в мороз и дождь, утопаем но колено в грязи, кутаемся в насквозь мокрые куртки, вдыхая выхлоп, игнорируем боль и слабость, не замечаем тяжести того, что тащим и поднимаем, едим, чтобы боль в животе не мешала работать, разве что не умираем на поле брани, отбив у противника еще пару километров.
В ту ночь я особенно ясно ощутил всю правду слов про войну. Рука у меня вновь стала хуево двигатся после работы ломом и свое бессилие перед куском породы осознавалось как никогда до этого. Возможно именно это и злость на собственную слабость придали мне сил и я своротил увесистый кусок холма. Кто-то шутил про Красноярское метро, а я зачарованно смотрел на луну и верхушки голых осин в ее свете. Я и сейчас, глядя в окно гостиницы вижу подобный пейзаж. Все вокруг меня словно бы с изнанки мироздания, да и я сам кажется начал менятся все больше подстраиваясь под окружающий мир. Каким я вернусь домой? А домой ли я вернусь? Лишь Сибирь знает.
лэвелап, опыт, рост, в том числе и в своих глазах, ну и, конечно, хороший денежный профит.
Ксимер, да, я пытаюсь. Просто переживаю за тех. кто раньше общался со мной.
Inkarius, ваниль у вас в Москве, тут ваниль пахнет соляркой и мазутом.
Ксимер, как я люблю